По мнению Л.Баткина, ораторский стиль Сталина крайне примитивен. Его отличают «катехизисная форма, бесконечные повторы и переворачивания одного и того же, одна и та же фраза в виде вопроса и в виде утверждения и снова она же посредством отрицательной частицы; ругательства и штампы партийного бюрократического наречия; неизменно многозначительная, важная мина, призванная скрыть, что автору мало есть что сказать; бедность синтаксиса и словаря». На лексическую скудость речей Сталина и обилие повторов обращают внимание также А. П. Романенко и А. К. Михальская. Израильский ученый Михаил Вайскопф также утверждает — причём как нечто, уже давно установившееся в литературе — что аргументация Сталина «строится на более или менее скрытых тавтологиях, на эффекте одуряющего вдалбливания».
Формальную логику речей Сталина, по Баткину, характеризуют «цепочки простых тождеств: А=А и Б=Б, этого не может быть, потому что не может быть никогда» — то есть логики, в строгом смысле слова, в речах Сталина вообще нет. Вайскопф отзывается о сталинской «логике», как о коллекции логических ошибок: «главные особенности этой псевдологики — использование недоказанного суждения в качестве посылки и т. н. petitio principii, то есть скрытое тождество между основанием доказательства и якобы вытекающим из него тезисом. Тавтологичность сталинских аргументов (idem per idem) постоянно образует классический „круг в доказательстве“. Часто наличествуют перестановка т. н. сильных и слабых суждений, подмена терминов, ошибки — вернее, фальсификации, — сопряженные с соотношением объема и содержания понятий, с дедуктивными и индуктивными выводами, и пр.». Вайскопф вообще рассматривает тавтологию как основу логики речей Сталина (точнее, «почву основы», как выражается автор, воспроизводя реальные слова вождя). В частности, Вайскпоф приводит следующие образцы сталинской «логики»:
«Слова и дела оппозиционного блока неизменно вступают между собой в конфликт <...> Отсюда разлад между делом и словом».
«Несчастье группы Бухарина в том именно и состоит, что они <...> не видят характерных особенностей этого периода <...> Отсюда их слепота»
«Почему плоды труда пролетариев забирают именно капиталисты, а не сами пролетарии? Почему капиталисты эксплуатируют пролетариев, а не пролетарии — капиталистов? Потому, что <...> капиталисты покупают рабочую силу пролетариев, и именно поэтому капиталисты забирают плоды труда пролетариев, именно поэтому капиталисты эксплуатируют пролетариев, а не пролетарии капиталистов. Но почему именно капиталисты покупают рабочую силу пролетариев? Почему пролетарии нанимаются капиталистами, а не капиталисты — пролетариями? <...> Потому, что главной основой капиталистического строя является частная собственность на орудия и средства производства…».
Однако, по Баткину, предъявлять к речам Сталина претензии в тавтологиях, софизмах, грубой лжи и пустословии неправомерно, поскольку они не имели целью кого-то убеждать, а носили ритуальный характер: в них вывод не вытекает из рассуждения, а предшествует ему, «то есть не „вывод“, конечно, а 'умысел и решение. Поэтому текст — это способ дать понять, догадаться о решении и в такой же мере способ помешать догадаться».
Георгий Хазагеров возводит риторику Сталина к традициям торжественного, гомилетического (проповеднического) красноречия и считает ее дидактико-символической. По определению автора, «задача дидактики — исходя из символики как из аксиомы, упорядочить картину мира и эту упорядоченную картину доходчиво передать. Сталинская дидактика, однако, брала на себя и функции символики. Проявлялось это в том, что зона аксиом разрасталась до целых учебных программ, а доказательность, напротив, заменялась ссылкой на авторитет». В. В. Смолененкова отмечает сильное воздействие, которое при всех этих качествах речи Сталина оказывали на аудиторию. Так, Илья Старинов передает впечатление, произведенное на него выступлением Сталина: «Мы, затаив дыхание, слушали речь Сталина. (…) Сталин говорил о том, что волновало каждого: о людях, о кадрах. И как убедительно говорил! Здесь я впервые услышал: „Кадры решают все“. В память на всю жизнь врезались слова о том, как важно заботиться о людях, беречь их…»Ср. также запись в дневнике Владимира Вернадского: «Только вчера дошел до нас текст речи Сталина <от 7 ноября 1941 года.>, произведшей огромное впечатление. Раньше слушали по радио из пятого в десятое. Речь, несомненно, очень умного человека».
В. В. Смолененкова объясняет эффект речей Сталина тем, что они были вполне адекватны настроениям и ожиданиям аудитории. Л.Баткин подчеркивает также момент «завороженности», возникавшеий в атмосфере террора и порожденного ей страха и почтения к Сталину как к олицетворению высшей силы, распоряжавшейся судьбами. С другой стороны, в повести Юлия Даниэля «Искупление» (1964), описываются студенческие разговоры о логике Сталина, ведущиеся еще при его жизни в духе будущих статей Баткина и Вайскопфа: "ну, вы помните — «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», и прочее, в том же духе".
Предполагаемые стихи Сталина
21 декабря 1939 года, в день торжественно отмечавшегося 60-летия Сталина, в газете «Заря Востока», появилась статья Н Николаишвили «Стихи юного Сталина», в которой сообщалось, что Сталин якобы написал шесть стихотворений. Пять из них были опубликованы с июня по декабрь 1895 г. в газете «Иберия», редактировавшейся Ильей Чавчавадзе за подписью «И.Дж-швили», шестое — в июле 1896 г. в социал-демократической газете «Кеали» («Борозда») за подписью «Сосело». Из них стихотворение И.Дж-швили «Князю Р.Эристави» в 1907 г. было включено, в ряду избранных шедевров грузинской поэзии, в сборник «Грузинская хрестоматия». Никаких известий о том, что юный Сталин писал стихи, до тех пор не было. Его друг юности Иремашвили, опубликовавший в 1933 г. (в эмиграции) книгу о нем, об этом тоже не пишет. Сам Сталин версии о принадлежности ему стихов не подтверждал, но и не опровергал. К 70-летию Сталина в 1949 году готовилась книга его предполагаемых стихов в переводе на русский язык (к работе над переводами были привлечены крупные мастера — в частности, Борис Пастернак и Арсений Тарковский), но по приказу Сталина издание было остановлено. Современные исследователи отмечают, что подписи И.Дж-швили и тем более Сосело (уменьшительное от «Иосиф») не могут быть основанием для атрибутации стихов именно Сталину, тем более что одно из стихотворений И.Дж-швили адресовано князю Р.Эристави, с которым семинарист Сталин явно не мог быть знаком. Высказывается предположение, что автором первых пяти стихотворений был филолог, историк и археолог, знаток грузинской культуры Иван Джавахишвили.
Главная
Детство и юность